— Просто женщина! — передразнила его толстая старуха, сидящая за столом, и сморщилась. — Иди погляди, какая там просто женщина! Как она подо льдом оказалась, скажи мне? И что за зверя ты сюда притащил к нашим детям? Что за волчара?
— Олег вон сказал, он пришел с Глебом рыбачить, — недовольно покачала головой другая женщина, — только лед разломил, а она в воде как ниоткуда взялась! Руки тянет! Осмотрели всю реку — другой проруби не нашли! Утопленница она! Притащили в дом смерть! Глеб, ты же был там? Чего не соглашаешься?
— А если это впрямь… сама богиня? Или боги нас проверяют?
Мирослава открыла глаза и попыталась подняться. Жаркий громкий спор в избе привел ее в чувства. Мальчик, все это время тянущий ее за волосы, в испуге отскочил и запищал. Она оглядела людей вокруг, их серые рубахи с красными воротами, длинные русые косы, затем попыталась встать с лавки, но люди испуганно сделали несколько шагов назад.
— Что случилось? — Мирослава обернулась, пытаясь найти причину того, что так напугало окружающих. — Простите, пожалуйста, где я сейчас нахожусь? Который час? Сколько я проспала?
Бруни жалобно застонал, с трудом поднялся на лапы и подошел к хозяйке, виновато поджав мокрый хвост, ставший совсем тонким, как веревка. Старуха, сидящая за столом, выпалила что-то на своем и схватилась за голову.
— Простите, я вас не понимаю... — Мирослава ощупала себя и взглянула на расшитые красными нитями рукава своей рубахи. — Это что... польский? Финский? На каком языке вы говорите со мной? — она жалобно взглянула на мужчину, которого звали Глебом, в поисках помощи и сострадания в его глазах. — Точно не украинский. Хотя похож, но украинский я понимаю.
Мира рассмеялась, но почувствовала, что вот-вот заплачет от страха, и потому начала судорожно рассматривать избу, в которой находилась, чтобы найти выход и мысленно построить план побега. То не представлялось возможным. Чужаков в избе было слишком много, а в проеме узкой двери стоял широкоплечий мужчина, почти подпирая потолок своей головой.
— Ишь, чего на своем балакает! — воскликнула старуха. — Небось, уже прокляла нас, и к утру все передохнем! Тьфу!
— Не говори так с ней! Разгневаешь богов!
Мужчина, которого звали Олег, набравшись смелости, подошел поближе к незнакомке и стал внимательно рассматривать ее лицо в свете горящей лучины. Мирослава была очень красива, но красота — понятие относительное. Он был удивлен ее худобе и выступающим ключицам. Ее зеленые глаза молили о помощи, искали ответы, и он пытался дать их ей.
— Мы нашли тебя на реке... и это было чудо... Ты оказалась там как по волшебству. Диву даемся. Мы пытались пробить дыру во льду, чтобы напоить лошадей и порыбачить. Как только мы вскрыли лед, мы увидели чьи-то руки, тянущиеся к свету... Ты оказалась подо льдом без всякой на то причины... Возможно, ты не из наших земель... и потому не понимаешь нас... Только ты сама знаешь ответы, кто ты и откуда, из какого племени. В русалок я не верю. Не слушай этих девок. Но если ты сама богиня… я готов склониться перед тобою немедля.
Мирослава закрыла лицо руками, стараясь сдержать слезы и не показать, как ей было страшно.
— Я не понимаю вас... совсем плохо, — девушка в последний раз обвела взглядом каждого недоумевающего и напуганного, словно они все увидели в ней беса. — Где мои вещи? Моя одежда? Телефон? — голос Мирославы сорвался и задрожал.
— Она ведет себя, как какая-то древлянка! — обиженно протянул мальчуган, стоящий за юбкой своей матери.
— Какие древляне? Тьфу! — приструнила его бабка. — Они же черные и дикие, как зверье! Да и куда тебе! Ты коли их хоть раз видел? Древлян-то? Или опять Олега наслушался? А эта, поглядите… Может, она из южных? — бабка обратилась уже к остальным. — Будто солнцем целованная!
— А по мне — северная! Кожа бледная, почти синяя! — кто-то вставил свои пять копеек.
— Может, она из этих… из варягов? Олежа, а ну, спроси ее чего-нибудь на варяжском! У них же в крепости есть один такой же!
Землянка снова наполнилась жаркими спорами. Мужчина сел рядом с Мирославой и протянул деревянную кружку с горячим напитком.
— Выпей, тебе станет легче, — он и впрямь попробовал обратиться к ней на еще одном языке, на варяжском, но она не уловила разницы.
Мирослава послушно взяла сосуд из его рук и жадно прильнула к нему губами, прежде понюхав и убедившись, что напиток безопасен. То был сбитень, сваренный из меда, пряностей и трав. В животе стало тепло и уютно. Мужчина по имени Олег был единственным, кто вызывал у нее не только доверие, но и симпатию, хотя был одет не менее странно и говорил на чужом языке. Он был также физически привлекателен, а мы, люди, склонны доверять тем, у кого приятная и шуршащая обертка. Впрочем, Мирослава решила, что и другие не сделают ей ничего дурного. Они же спасли ее и отогрели.
— Олежа, — обратилась к нему одна из женщин. — Мне кажется, что эта девушка чем-то обеспокоена. Не ищет ли ее кто?
— Твоя правда, моя Алинка. Я поскачу до крепости и спрошу у Ефанды. Может, она чего знает.
— Ты поди сходи до сестры, голубчик, — женщина похлопала Олега по плечу. — А мы пока отогреем ее да откормим. И вправду, чего богов гневить.
Женщины так и сделали. Отогрели, накормили, напоили незнакомку и оставили одну в землянке, чтобы та отоспалась и пропотела. Однако Мирослава спать не стала. Как только женщины ушли, она выглянула в единственное крошечное оконце, которое было вровень с землей. Оглядевшись, она поняла, что находится в небольшой бедной деревне. Участок был огорожен высоким забором, собранным из прутьев. По участку было разбросано шесть вытянутых низких построек, расположенных вокруг колодца. Они напоминали амбары и бараки, но не были ни тем, ни другим. Их было немного, но если они были больше той, в которой находилась Мирослава, значит, в деревне могло находиться как минимум человек сорок-пятьдесят. У дальней полуземлянки несколько худых кобыл лениво жевали сено, а маленькая девочка доила корову.
— Похоже на реконструкцию какой-то славянской общины, — прошептала Мира вслух. — Мне нужно вернуться к реке: так я смогу выйти на крепость и наш гостиничный домик. Что скажешь, Бруни?
Мирослава собрала свои до сих пор мокрые вещи, которые сушились на грязной печи, с усилием натянула сапоги на босые ноги (носки куда-то запропастились), накинула на плечи пальто. Ноги предательски мерзли и едва слушались. Чувство было просто омерзительным. Мирослава, решив дать этому месту второй шанс, вышла из избы и подошла к девочке, доившей корову.
— Здравствуйте... Вы… можете мне помочь?
— Сдорв?.. — помотало головой дитя. — Гой еси?
— Ну понятно, — с губ Мирославы слетел смешок. — Если ты один нормальный среди сумасшедших, то сумасшедшим становишься уже ты... — она посмотрела на своего пса и вздохнула. — Жаль, что ты не умеешь разговаривать. Может, хотя бы ты объяснил бы мне, что здесь происходит и где мы. Так...
Мирослава села на колени перед псом и почесала его за ухом, осмотрела со всех сторон, чтобы убедиться, что Бруни в полном порядке после падения в ледяную воду. Она заметила монетку, сверкнувшую на его ошейнике.
— Вот тебе и путь из варяг в греки. Только тут, скорее, из России в Русь. Без паники. Вероятно, меня просто перетащили на другой берег реки, поскольку такого музея я не помню, — она продолжила свои размышления вслух, поглаживая дирхам пальцами, чтобы сосредоточиться. — Значит, мне просто нужно перейти реку обратно... на этот раз без падений. До крепости километра полтора… два… Пешком дойти можно... главное, не умереть от холода.
Девочка, все это время наблюдавшая за ней и доившая корову, подошла к Мирославе и осторожно потрогала рукав ее пальто. Ее глаза почти выкатились наружу, когда она ощупала ткань, а затем меховой воротник, пытаясь понять, какому животному он принадлежит, и рассмотрела пластмассовые пуговки и карманы.
— Нравится? Держи! — Мирослава протянула девушке пальто. — Я новое куплю, а тебе, наверное, и есть нечего.